оглавление

архив номеров  главная

о проекте  авторы  ссылки

 

 

ЗВУЧАРНЫЕ СМЫСЛЫ ПОЭЗИИ

 

Сергей Бирюков беседует с Валерием Шерстяным

 

Валерий Шерстяной – известный фонетический и визуальный поэт. Свыше трехсот выступлений в разных странах, аудио и видеозаписи, радиопередачи, выставки... В России он выступал лишь однажды – в Калининграде. Его имя известно у нас прежде всего благодаря книгам Сергея Бирюкова об экспериментальной поэзии, а также публикациям в журналах «Футурум-арт» и «Дети Ра» (а теперь и в «Другом полушарии» - см. подборку в этом номере). Недавно в  «Детях Ра» напечатана наиболее обширная подборка текстов поэта. Валерий Шерстяной родился в 1950 году в Казахстане, вырос на Кубани, окончил романо-германский факультет Кубанского университета, работал в школе. В 1979 году вместе с женой – немецкой студенткой – переехал в ГДР. С тех пор его творческая биография выстраивается в немецкоязычном пространстве, но в то же время он остается русским поэтом, продолжающим развивать традиции российского авангарда.

 

С.Б.: Валера, я должен повиниться. Из-за того, что в моей статье в журнале «Арион», аж в 2000-м году, вплотную к словам о тебе примыкало предложение о жанре звуковой поэзии, о которой на Западе существуют и книги и диссертации, некоторые грамотные читатели сообразили, что это вроде о тебе успели понаписать! Но зато ты удостоился упоминаний не только в «Вопросах литературы», но и в «Нашем современнике»! Вот что такое эффект испорченного телефона. Ну, а на самом деле о твоей работе написано все-таки немало, в том числе в диссертациях и монографиях. И вот давай начнем сразу с теоретического вопроса: что это такое – звуковая, звучарная поэзия, которой ты занимаешься столько лет? И что пишут в диссертациях, немецких, например?

 

В.Ш.: Сначала скажу пару слов о «звуковой поэзии». Это когда текст (любое стихотворение) с бумаги в воздух просится, как бы шепча: «Читай меня не про себя, а вслух!» Например, «Марбург» Бориса Пастернака, которое не зря Маяковский любил наизусть декламировать. Музыка слов завораживает. Говоря это, я перескочу на цитату из Осипа Мандельштама «И слово в музыку вернись!»

Слушая автора, или декламатора, каждый из публики чем-то особенно наслаждается. Для одних важен сам голос, для других  и ритмы, или просто образность, смысл. Для меня важны взрывы, что-то вроде заклинаний. Я люблю дада-смыслы...

О «звучарной поэзии». Кажется, что этот термин не стал «крылатым». Пишут же сейчас просто о «саунд-поэзии». Однако и этот термин, и немецкий «Lautpoesie» (''Лаутпоэзи'') совсем не верны. Но другого общего понятия нет, поэтому приходится им пользоваться. Некоторые поэты в Америке, или в Европе думают, что если они читают вслух, значит уже саунд-поэты. И публика тоже так думает.

Вышеупомянутые поэты не были саунд-поэтами... Среди наших их было в эпоху футуризма тоже мало, самые последовательные - Крученых, Туфанов и Илья Зданевич. Из немецкоязычных дадаистов для меня важен прежде всего Рауль Хаусманн и потом Курт Швиттерс.

Если говорить о фонетической зауми. Русская заумь  в Европе хорошо известна специалистам и любителям, т.е. публике.

Звучарная поэзия, или фонетическая заумь, это такой вид автономной поэзии, в которой поэту важен прежде всего звуковой материал, из которого он строит свою артикуляционную композицию, работает над мельчайшими деталями, от ритмики до микро-фонем. Получается (неосмысленное!) игнорирование общего смысла...так называемый «смысл» может укладываться только в одном названии сего «опуса»!

Что пишут обо мне в диссертациях... С диссертацией Теды Вебер-Люкс, она сейчас живет в Канаде,  я ещё не знаком. Её интересовал голос как таковой. Аннете Гильберт в своей книге «Движение в покое. Познание скриптурального у Карлфридриха Клауса, Елизаветы Мнацаканян, Валерия Шерстяного и Си Твомбли» (Билефельд, 2006) проследила мой путь с начала 80-х годов, когда я познакомился с Карлфридрихом Клаусом до начала нулевых, до примерно 2001-го. Её интересовала прежде всего моя скрибентическая звуковая поэзия, с одной стороны как чисто графические или визуальные тексты, с другой стороны как мнемонические партитуры для исполнений текстов на сцене.

 

С.Б.: Ну вот ты затрагиваешь и практику тоже. В основании твоего искусства  не лежит, а дыбится, русское авангардное искусство. Мы не раз с тобой об этом говорили. Прежде всего вопрос о Хлебникове, ведь он наш настоящий современник. Недаром ты свои звучарные фестивали в Берлине 90-х годов назвал хлебниковским словом «Бобэоби»! На твой взгляд, как воспринимается Хлебников в Германии, в мире вообще?

 

В.Ш.: «Бобэоби» было хорошее название для фестиваля. Интересно, что эти звуки немцам трудно выговаривать... Фамилия Велимира легче... а  его эксперименты опять же для любителей и для славистов, германистов, для конкрет-поэтов, которые его с успехом переводили (Х.Ц. Артман, Эрнст Яндль, Оскар Пастиор, Отто Небель). Русский филолог Владимир Марков переводил, когда он жил в Германии. Уже почти 30 лет прошло после издания Хлебникова в Западной Германии Петером Урбаном на немецком языке, и в ГДР было две книжки изданы. Выходил журнал «Хлебницист»... В общем, сейчас меньше, чем хотелось бы... 

 

С.Б.: Другие русские авангардисты. Ты ведь писал о них в немецких журналах, переводил, издавал книжками. А перечитал сколько на публике текстов Хлебникова, Маяковского, Крученых, Туфанова, Хармса...

 

В.Ш.: Маяковский, как ты знаешь, всем известен. Громкое имя. А подробно о нем здесь мало что знают. Некоторые считают его заумником или саунд-поэтом. В ГДР его издавали стереотипно и почти всегда в переводах Гуго Гупперта. По радио иногда пел Буш его «Левый марш». А на Западе он известен прежде всего из-за книжки Эль Лисицкого «Для голоса». Некоторые так и думают, что в этой книжке стихи Лисицкого! Она часто демонстрируется на выставках русского авангарда.

Крученыха перевел, кажется, только Александр Ницберг. Мне не по душе его переводы, будь это Крученых или Маяковский...

В 1985 году я перевел Крученыха «Фонетику театра», выпущенную в Западном Берлине Петером Штоббе, который кроме моего перевода собрал всякие тексты, маргиналии и всё издал в слишком дорогом издании. А Крученыха надо было издать скромной тетрадкой...

Даниил Хармс сейчас самый известный, самый «популярный» в Германии, Швейцарии, Австрии.

 

С.Б.: Ну, а теперь немцы. Русский авангард ведь очень тесно всегда был связан с немецким в 20-е годы прошлого века. А ты приехал в Восточную Германию, в  ГДР, в 1979 году и что ты увидел? У нас-то авангард в те годы довольно успешно не пущали, хотя авангардисты вполне себе трудились...

 

В.Ш.: Что я увидел в ГДР?  Прежде всего выставку Карлфридриха Клауса в частной! т.е. «товарищеской» галерее «обен» («наверху»)... это было в конце 1979 года. В Карл-Маркс-Штадте. Потом знакомство с ним... а в 1982 году я был счастлив участвовать в проекте «Подиум Зауми» на Международной книжной выставке в Лейпциге. В каталоге выставки «Фигура 3» напечатана «Декларация заумного языка» Крученыха, которую мы с Клаусом перевели на немецкий язык... И началась моя новая биография. Иначе удрал бы домой. Тоскливо было здесь. Но жена, дети...

Вот Клаус, который оказал на меня большое влияние, постоянно занимался Хлебниковым и знал его творчество прекрасно.

В области изоискусства в ГДР было не так сложно как в СССР. Были выставки Шагала, Дали. В галереях, в церквях даже...

 

С.Б.: Так было в ГДР, а что в ФРГ, в которую ты вошел после падения стены и довольно быстро стал одним из ведущих звуковых поэтов уже на общенемецкой территории?

 

В.Ш.: ФРГ... Я слишком многого ожидал от этой ФРГ. Конечно, объездил более 100 городов, побывал почти во всех странах Западной Европы, даже в Люксембурге... Важен был Билефельдский коллоквиум Новой Поэзии, на котором я был с 1990 по 2000 год, где многому научился, где познакомился с настоящими маэстро -  Яндлем, Анри Шопеном, Пастиором, Францем Моном...

Но положение везде одно и то же. Слишком мало людей знают о нашей экспериментальной поэзии.  То же и в США, в Чикаго, скажем. Или в Квебеке... Хорошо проходят в последнее время фестивали в Барселоне...

Нет, я не «ведущий», ты из меня, Сережа, прямо «фюрера» делаешь. Яап Блонк из Голландии  или Давид Мосс из США, живущий в Берлине, они гораздо более известны, чем я. Прежде всего потому, что работают больше и как музыканты.

 

С.Б.: Насчет «ведущего» просто констатирую факт. Тем более что Блонк вроде прекратил выступления, да и Мосс совсем в музыке. Я знаю о твоих выступлениях с музыкантами, более того, ты дебютировал в опере «Оливер Твист»! Это опять же прямое продолжение действий русских футуристов, которые создавали и оперы тоже. Расскажи об этом, как переходит слово в музыку. В Германии даже есть организация, охраняющая авторские права на голос, что это такое?

 

В.Ш.: Снова к Мандельштаму: «И слово в музыку вернись». Не умея петь, выходит, что я пою. Общество защиты авторских прав композиторов (GEMA) регистрирует каждое произведение композитора и где оно прозвучало, где его играли. На сцене или по радио. И в какой стране. 3 – 4 раза в год авторы получают «дополнительные» гонорары. Я член этих обществ. Мои визуальные партитуры признаны ГЕМОЙ как н о т ы.  Ещё есть другие общества. Действительно, я работал на опере «Оливер Твист» в Гамбурге, я использовал в своей роли собственную заумь. Это был интересный опыт для меня. Кроме того, я уже много лет выступаю с музыкантами разных направлений, от классических до авангарадно радикальных. Последнее время сотрудничаю с электронным музыкантом Вольфгангом Спюрой.

 

С.Б.: Но ты не только звучишь, твои произведения обращены также и к зрителю. Скрибентический поэт, создатель нового визуального пространства, твои работы участвуют в выставках, некоторые скрибентические произведения ты создаешь прямо на глазах у публики... Как появилось и развивалось это твое искусство?

 

В.Ш.: В моих знаках многое от старорусского алфавита, от глаголицы тоже. Началось это искусство с правописаний... Я вспоминал, как учился в школе писать, а главное это манифесты футуристов «Буква как таковая», «Слово как таковое»... Иногда важен только почерк, под которым  и настроение и эмоции…  Роман Якобсон предлагал и «Звук как таковой». Я его послушался...

 

С.Б.: Последнее время передо мной постоянно твои тексты. Только что был обрадован твоей объемной московской публикацией в ''Детях Ра''. Здесь ты представлен впервые в России так многоразногранно. Думаю и Хлебников и Крученых, каждый по-своему, возрадовались!  А тут получил от тебя твои ''Трезвые ночи'' на немецком, напечатанные в журнале ''Akzente'', и не могу оторваться. Такой точный и болевой срез времени и места. За внешним спокойствием текста прячется глубокая ностальгия. Скажи, пожалуйста, тебе было легче описывать детство по-немецки?

 

В.Ш.: «Такой точный и болевой срез времени и места...»  Точно сказано. В «глубокой ностальгии» ДЕТСТВО... Особенно дошкольного периода. Детство для меня моя Лаутляндия. Там всё осталось, все звуки природы. Лягушки, сверчки, ласточки, домашние звери, кошки, собачки...

А по-немецки я пишу уже давно. Это все тексты о наших русских футуристах. На всех перформансах я рассказываю о наших на немецком, потом читаю по-русски, на фонетико-заумном...

Я просто думаю на немецком и пишу на немецком, не задумываясь. А если за публикацию есть гонорар, то почему и не написать. Живу-то я «свободным» поэтом...

И трезво думаю, не будучи алкоголиком...

Что касается публикаций, особенно композиций, предназначенных для звучания... Тут есть опасность быть неверно понятым. Все-таки это неотделимо от голоса. Но в то же время я понимаю, что такая печатная фиксация необходима...

 

С.Б.: Я добавлю. Опасность неверной интерпретации есть даже в случае с самым обыкновенным текстом. И мне кажется, что, будучи напечатанными, твои тексты вписываются в глобальный текст, особенно сейчас, в эпоху интернета.

 

В.Ш. А вот кстати, я тут написал некоторый текст по поводу интернета, может, стоит включить его в нашу беседу, тем более, что он посвящен тебе. Правда, текст на латинице...

 

С.Б. Давай попробуем, ну, а латиницу сейчас все разбирают! Поясню только слово «immer» - по-русски «всегда».

 

Валерий ШЕРСТЯНОЙ

 

InterDa

 

               Сергею Бирюкову

 

Internjet...

 

Hm, hm...

 

Inter – njet?

Internjeeet?

 

Inter – nett?

 

Inter – Da!

 

Interda.

 

Da Da

Immer Da

 

 

© Сергей Бирюков: 2007

© Валерий Шерстяной: 2007

© ДРУГое полуШАРие: 2007

 

 

 

 

 

оглавление

архив номеров  главная

о проекте  авторы  ссылки

 

 

 

 

 

 

 

Используются технологии uCoz