Пётр
КАЗАРНОВСКИЙ
(СПб)
* * *
Рисованье, живопИсь
Не когда в кармане кисть,
Или краска на мольберте,
Или голова в берете.
Глаз ложится на ступени,
Карандаш шершавит грани.
Цвет заполнит всё от тренья
Замысла об мирозданье.
И пейзаж – автопортрет,
Только автор спрятан, скрылся.
В отражении он след,
Что в отвергнутом зарылся.
Всякий холст – автопортрет,
Только автор скрылся, спрятан,
Жребия на четверых билет
Он вытаскивает пятым.
Холст: какой-то глаз глядит
На тебя сквозь всё оттуда.
Эта живопись живит,
Если происходит чудо.
* * *
Глазами птицы ли слетались
Всю ночь, что твой переполох.
Мы тишину следим устами,
Целуя нежно влажный лоб.
Прохожий улицей восхищен
(Не верь луне, не верь словам).
В ночной безоблачности птичьей
Его звенела голова.
Забудь и задержи дыханье.
Луна стирает все различья.
Мы утро встретим со стихами.
Луна стирает всю похожесть.
Мы нарядимся пухом птичьим,
Как тот невидимый прохожий.
1995
СОНЕТ СЕРГЕЮ БИРЮКОВУ
Акростих
Самумы не напомнят ад
Ершистым засыпаньем взгляда.
Равнина, ветер, солнце - ряд
Гаданий, положений клада
Еще забытого. За штат
Юриспруденции и яда
Блуждает беззаконный взгляд,
И не кончается шарада.
Рожденье смыслов и рожденье слов
Ютится рядом с тою из основ,
Которая не умерла рождаться.
Она запоминает каждый миг.
В ней жив такой ребячливый старик –
Уверенный, что знает, как дождаться.
20.03.06
*
* *
Комар жужжит развеять голод,
Нектаром крылья ободрить,
Чтоб жизнь не представлялась голой,
Не вылезала из орбит.
Когда теперь его прихлопнут!
Он гордым гудом одинок.
Демонстративные волокна
Несут его быстрее ног.
И вот он подлетает споро;
На острие тая огонь,
Его вонзает точно в пору
Под занесенную ладонь.
26.09.06.
РАЗРОЗНЕННЫЕ
РАСШАТАННЫЕ СТРОКИ
Окружая себя словами,
что надежду питают и тают
и не значат почти ничего,
я жонглирую головами –
языки в них пустое болтают, –
наделенный одной головой.
Так болтаю и обрастаю
ощущением, что сам понят,
и катаю своё серсо,
потому не нытьём, так катáньем
поворот уши не проворонят
если не по кривой – по косой.
В лексиконе есть слов безбóльных
много, половина – неблагозвучных,
но без них бы язык затих,
закатился как шар бейсбольный
за дома и за камень горючий
человеческих, слишком людских
мнений, суждений, сводов,
притаился бы, замер, вырос,
облачился в смешной наряд;
а потом, не дождавшись всходов,
в марте, когда еще сыро,
зазвучал бы, себе не рад.
Ибо только язык и слышит,
обступающим миром напуган,
не застёгнутым на засов.
Ветер в поле трава колышет[1].
Жеребёнок бодается с плугом.
Влагой кормится колесо.
* * *
Ночь в глаза не опускается
Ночью толком не уснуть
Покаятельно икается
Возмутительная муть
Кота кем бы заменить
Катакомбы затемнить
Ночь устроить
Ночь утроить
Заложить за воротник
Одноглазая невеста –
Ночь – не спит
С одного полуприсеста
Шевелит
Мыслями
Отвислыми
* * *
ЛЯМЗИЛ
ТУМЗИЛ
ТЫБЗИЛ
БОНЗИЛ
* * *
Бесполезен,
Бес полезет.
Воздух весен
Меньше весит.
Тёзка-плесень
Влагу плещет
Тычет, ищет
Вычет тыщин.
Женщин, мýжчин
Плотью мучит,
Шире гущи
Хлябью пучит.
Тихо двóит,
Пенкой пóит,
Лает по ит-
огаº-м-егаº
Пашен[2] с бега,
Где телега
Girlопан
первые числа
апреля 2007
* * *
работник?
напильник?
наельник?
рвотник?
лежальник?
кричальник?
заснульник?
спальник?
С утра
сначальник
21.03.2007
© Peter
Kazarnovsky: 2008.
©
«Another Hemisphere»: 2008