Сергей БИРЮКОВ
(Халле,
Германия)
АКАДЕМИЯ ЗАУМИ КАК ГИПЕРТЕКСТ
0. Академия Зауми – АЗ. То есть – я. То
есть – проекция, продолжение меня в мир других.
1. Подразумевается, что художник – это
гипертекст. Все, что он создает, образует один единый текст. ''Единую книгу'',
говоря языком Хлeбникова.
2. Но Хлебников имел в виду ''единый
смертных разговор'', т.е. объединение всех людей в ''Единую книгу''. Это уже сверхгипертекст, или заутекст.
3. Говоря об АЗ и об организаторе этого
художественного пространства, мы вынуждены локализовать понятие ''Единой
книги''.
4. Но даже и в таком, редуцированном
виде...
5. Надо подумать, как это объяснить...
6. Объясним так. С 1981 года, когда я
образовал при Тамбовском Доме учителя литературную студию ''Слово'', мы
занимались: а) писанием и обсуждением собственных вещей; б) проблемами языка и
выработкой новых методов анализа, основываясь на опыте русских формалистов; в)
проблемами интерпретации авангардных текстов.
7. Последнее – наиболее сложное.
Известно, что радикальные
авангардистские тексты плохо поддаются традиционным методам описания. Например,
часто исследователи пытаются дешифровать заумные тексты, выявить план
содержания. Этот план, естественно, существует, но он в другом – в звуковой
аналитике.
8. Таким образом, мне пришлось
вернуться в 1967 год, к тому, с чего я начинал в 17 лет в театральной студии А.Н.Смирнова. К театру. Нужно было выявить театральную и
музыкальную (= звуковую, звучарную) природу текста.
9. Мои студийцы становились
''продуцентами'' не только собственных текстов, но и произведений футуристов, обэриутов и более поздних авангардных авторов. Я должен был
заняться постановкой речи и движения. Предстояло довоплотить
недовоплощенный текст. Т.е., буквально, текст
поместить в тело, чтобы он стал плотью. Или даже вернуть его в плоть.
10. Анализировать текст телом. Здесь
могла пригодиться эвритмия Штайнера,
перенесенная на русскую почву и преображенная Андреем Белым и Михаилом Чеховым.
Могла пригодиться ''память физических действий'' Станиславского и биомеханика
Мейерхольда.
11. Итак, речеслуховой и визуальный
путь анализа и репрезентации. И в то же время идет ''присвоение'' чужого
текста. Произведение становится своим и оказывает воздействие на то, что ты
пишешь. Вообще получается, что ты создаешь продолжение, продлеваешь путь, очень
часто, в случае с авангардистами, незавершенный, даже только начатый.
12. Таковы мои собственные опыты и вещи Александра Федулова,
Владимира Малькова. Интересно, что Вадим Степанов
идет в прозе сходным путем, но он ''молчальник'', почти не проговаривает
голосом ни свои ни чужие тексты, а переживает их (совершенно остраненно) внутри себя. Сергей Сигей
просто специально вторгается в
территории других художников и действует на их поле, как на своем. Таковы его
''Центона футуристов'', а также многочисленные
переписывания авангардных текстов.
13. Еще одно, а вернее то же самое –
аранжировка чужих текстов. Можно, например, использовать, транслитерацию –
перевод заумных текстов с кириллицы на латиницу (этим занимался Илья Зданевич вo Франции, занимается Валерий Шерстяной в Германии) или на
японскую иероглифику (Акифуми
Такеда в Японии). Можно соединять разные вещи и
фрагменты из них в единую звучарную композицию, что
по-разному делают Ры Никонова,
Валерий Шерстяной, Дмитрий Булатов.
14. Другой путь. Попытаться остаться в
границах письменных знаков, но соединять самые разноообразные
техники. И тогда - ''смешанная техника'', активно продвигаемая Александром Очеретянским в его альманахе ''Черновик'' (см. по этому
поводу особенно ''Черновик'' N14, 2000). Сознательные действия в этом направлении дают
интересные результаты (например, книжка
новосибирского ученого и поэта Игоря Лощилова
''Генерал Шлиповка'').
15. Игорь Лощилов,
кстати, возглавляет Сибирское отделение Академии Зауми - СОАЗ. Это новинка в
нашем гипертексте: АЗ разветвляется – на Дальнем Востоке – ДВАЗ, в Японии – ЯАЗ,
в США – USАЗ,
в Германии – ДАДАЗ, во Франции – ФРАЗ. Разветвление будет продолжено и все
ветви сойдутся во ВСЕАЗ.
16. Eще одна
форма создания гипертекста была опробована во время работы над книгами
''Зевгма. Русская поэзия от маньеризма до постмодернизма''
(начата в конце 80-х, опубликована в
1994 г.) и ''Поэзия русского авангарда'' (''ПРА'', закончена к 1995 году, опубликована в 2001
г.). В первой книге была предпринята попытка
выстроить линию ''нестандартных'' форм русской поэзии за четыре века.
При этом здесь использовалась множественность книжных форм – книга объединила в
себе принципы хрестоматии-антологии, сборника теоретических эссе и диалогов, словаря, библиографического
пособия, учебника. Все эти формы, естественно, взаимодействуют, перекликаются,
в каждом разделе можно найти какие-то отголоски из других разделов. Вторая
книга строилась в виде условного сценического действия. Здесь начинают
взаимодействовать не только формы, но в большей степени творческие миры
авторов, которые выступают как действующие лица художественного процесса
(именно миры и авторы!). Мне хотелось уловить и передать внутреннюю пульсацию.
Книга в четырех действиях , но есть еще пятое действие, которое называется
''Избранные страницы русского поэтического авангарда'' и в котором идет диалог
между текстами.
17. Естественно, что в такого рода
построениях попросту невозможна нейтральная форма подачи материала. Автор –
такое же действующее лицо. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что
интертекст проходит через мозг автора.
18. Понятно, что эти книги создавались
прежде всего в расчете на собственную поэтическую и педагогическую практику
(поскольку автор - преподающий поэт), а преподавание – это еще один текст,
разветвляющийся на энное количество новых текстов – в сознании воспринимающих
(5, 10, 15, 50 новых текстов). Затем происходит обратное движение – в виде
семинарских диалогов или курсовых и дипломных работ. Тексты постоянно движутся
навстречу друг другу, мутируют, стираются,
восстанавливаются и т.д.
19. Таким образом создается своего рода
текстопорождающая ''машина''. Можно устанавливать взаимопересечения современников, их отношения с
предшественниками и попробовать обозначить проекцию на будущее. Последнее я
предполагаю сделать во втором издании ''Зевгмы'', которое
сейчас готовлю. (Вышло как самостоятельная книга ''Року укор'' в 2003 г.).
20. Кажется, последнее на сегодня. Еще
один возврат к театральному прочтению. К этому меня подвигнул уже немецкий
опыт. В университете Мартина Лютера я веду семинары по Хлебникову
и русскому авангарду в целом. Поскольку почти для всех студентов русский язык –
не родной, для лучшего понимания текстов нам пришлось обратиться к переводам.
Существует замечательная хлебниковская антология,
составленная переводчиком Петером
Урбаном. Там есть в том числе 12
вариантов переводов ''Заклятия смехом''. Собственно переводов на немецкий (в обычном смысле
слова) всего пять, кроме того: запись текста Хлебникова
латиницей, посвящение известной немецкой славистке
Ренате Лахман, написанное самим Урбаном с соблюдением
строения оригинала (при этом в сноске подчеркивается, что этимология имени Лахман связана совсем не со смехом, а с профессией лекаря),
два текста написаны соответственно О.Пастиором и П.Урбаном вообще без соблюдения строфики и построены на
многочисленных преобразованиях слова lach, еще одна вещь сделана Урбаном по принципу созвучий –
вместо русских слов он взял немецкие, которые передают звучание оригинала, но
имеют абсолютно иной смысл. Наконец здесь же перевод на английский (Вл. Маркова)
и на французский (Л.Шнитцер). Хлебниковский
текст стал порождающим, стимулирующим возникновение новых текстов. Сейчас
произошло дальнейшее движение – интерпретация текстов голосами.
21. Гипертекст всегда только еще
строится. Его окончание теряется в бесконечности...
© Сергей Бирюков: 2001. 2008
© «Другое Полушарие»: 2008